11. Кавказские пленники или дружба народов

В стародавние времена, когда народы Советского союза жили как братья в большой и дружной семье (во всяком случае, так чувствовал себя в отношении соседей русский народ), мои бабушка и дедушка, взяв с собой шестилетнюю младшую дочурку Иришу, отправились отдыхать в знойный Батуми. О том, как жили в это время впервые оставшиеся без надзора родителей старшие дочери, мы расскажем в свой черед, а Борис с Ниной сняли комнату в частном домике и прекрасно проводили время. Загорали на знойном пляже, купались, ели фрукты, как и положено отдыхающим. За провизией дедушка, точнее, молодой и веселый Борис, ходил на роскошный батумский рынок. Чего тут только не было! У непривычного северянина при виде буйства красок и роскоши форм кавказских фруктов и овощей вполне могли разбежаться глаза. Одних помидоров с десяток-другой видов – это после советской Москвы-то! А персики! Как сказал герой известного фильма: «настоящий персик есть – голым раздеться надо!» А абрикосы с нежной золотистой шкуркой и просвечивающей через нее медово-янтарной мякотью! Борис был не таков, чтобы хватать первое попавшееся. Посещение рынка было для него делом серьезным и радостным. Он обходил ряды, осматривая товар, приценивался, пробовал, торговался, заводил разговоры. Скоро продавцы на рынке стали узнавать Бориса, а он уже уверенно шел к знакомым прилавкам, с владельцами которых у него сложились добрые отношения. Одним из них был колоритный горец, торговавший домашним вином. Он не только с удовольствием угощал москвича багряными и золотистыми дарами виноградной лозы, но и зазывал его к себе в аул:

- Пасмотриш, как мы жывем, интересно же, да? Я послезавтра за товаром поеду, возьму вино, на следующий ден вернус! И ты со мной.

- Так я не один, со мной жена, дочка… - Замялся Борис, которому страсть как хотелось побывать в высокогорном селении.

- Так бери их!

Осторожная Нина сопротивлялась, но недолго. В назначенный день, захватив по смене белья и запасное платьице для Ириши, супруги садились в старенькую «победу» горца. Проезжая мимо базара, он подсадил в салон своего односельчанина и начался подъем по «серпантину». Дорога поднималась все выше, петляя между скал и поросших цепкими деревцами горных склонов. Давид (так звали гостеприимного торговца вином) был в великолепном настроении. Путь он знал как свои пять пальцев, в жилах его текла лихая джигитская кровь, а потому скорость и высота ничуть не страшили его. Автомобиль несся по неширокому шоссе, с одной стороны которого возвышались золотистые от солнца скалы, а с другой те же самые скалы отвесно устремлялись вниз, водитель же, обернувшись в салон, к сидящему позади Борису, оживленно рассказывал ему о прелести жизни в горах, подкрепляя наиболее важные реплики импульсивной жестикуляцией. В нужный момент он подхватывал руль, резко поворачивал его и машина влетала на очередную дугу серпантина. Прижав к себе Ирочку и закрыв глаза, Нина вжалась в дверцу автомобиля и старалась не думать ни о чем…

Наконец, путешественники достигли своей цели. Встречать нечастых в ауле гостей высыпали все жители. Женщины в ярких платках, чумазые ребятишки – все с изумлением разглядывали светлоглазых и белокожих пришельцев, а в кудрявую белокурую Иришу чуть ли пальцами не тыкали. Впрочем, горцы были вполне доброжелательны и радушны. В честь гостей зарезали курицу. Кое-как ощипав, хозяйка бросила ее в котел с водой. «Что ж она не помыла цыпленка? – С неудовольствием отметила про себя гостья. – Ребенка кормить этим бульоном!» – Но, не успела Нина ахнуть, как жена хозяина, ловко выхватив птицу из посудины, выплеснула еще бурлящий бульон в помои.  В сакле накрыли длинный стол, на котором красовался солонущий домашний сыр, щедро приправленное чесноком и травами куриное мясо, и, конечно же, вино, а также чача – виноградная водка. Давид возглавил трапезу, усадил рядом с собой дорогого гостя и, в порядке исключения, его супругу с ребенком. Больше за столом женщин и малышей не было. Они ужинали за печью, в небольшом задернутом занавеской закуте.

Нина вяло жевала сыр с лавашом, пытаясь запивать его кислым самодельным вином, и невесело осматривала темноватое помещение с земляным полом. В углу, на уровне примерно полутора метров от земли, висел на веревках довольно большой деревянный ящик. Снизу к нему была прилажена семисотграммовая стеклянная банка, до половины наполненная желтоватой прозрачной жидкостью. Вдруг из ящика раздался плач младенца. Из-за печки поспешно вышла сухопарая загорелая женщина и, прикрывшись от гостей шалью, начала стоя кормить малыша, склонившись над люлькой. Борис оживленно беседовал с хозяином дома, с удовольствием угощаясь нехитрыми горными снедями. Ужин затягивался. «Завтра мы уедем отсюда» – успокаивала себя Нина. Когда трапеза, наконец, завершилась, она, проходя мимо люльки, заглянула внутрь. Малыш был спеленат таким образом, что не мог пошевелиться, зато свободно мог писать – моча сливалась в прикрепленную под люлькой баночку через деревянную трубочку.

Ночью Нина долго не могла уснуть, притулившись на узкой постели рядом с почивающим сном счастливого младенца мужем. Ирочка беспокойно ворочалась во сне. «Голодная, наверно… - Думала мать. – И так ест плохо, а тут сыр этот всухомятку»… По крыше мерно застучали крупные настойчивые капли дождя и под этот такой родной и привычный для жителя Средней полосы России звук женщина наконец уснула. Если бы она знала, что несет ее семье этот дождь…

- Барис, пашли винаград окучивать! – Поутру встретил гостя Давид. – Пасмотришь, какие у нас виноградники!

- Как окучивать?! – Вмешалась в разговор Нина. – А когда мы поедем вниз?

Горец недовольно оглядел слишком бойкую по его понятиям женщину и продолжил речь, обращаясь, по-прежнему, к ее мужу:

- Прошел дожд. Это – харашо! Мы всегда ждем дождя, но он бывает редко. Бальшая удача, что мы приехали к дождю! Теперь – надо окопать лозы, чтобы они вдоволь напилис воды! Панимаешь?

Борис, с утра уже принявший стаканчик-второй легкого, но веселящего винца, с готовностью согласился. В самом деле – что может быть увлекательнее, чем сходить на виноградник, потрудиться вместе с веселыми детьми гор…

После завтрака, состоявшего из сыра с лавашом, которые подавались и на ужине, Нина осталась наедине с дочуркой.

Она вышла во двор сакли.

- Мам, я кушать хочу. – Захныкала Ириша.

Женщина решительно взяла дочурку за руку и пошла со двора.

- Где тут у вас магазин? – Спросила она первого попавшегося мальчишку и бодро зашагала в указанном им направлении.

- Нам, пожалуйста, пачку макарон и подсолнечное масло. – Доставая кошелек, попросила она продавщицу. Та с изумлением и едва ли не испугом взглянула на посетительницу, но просимое дала. В этот момент в лавку вбежали жена Давида, еще какие-то две женщины и мальчишка, указавший Нине дорогу. Лица их были еще более растерянными, нежели у продавщицы. Манана (так звали хозяйку) что-то быстро и укоризненно стала говорить Нине, но та из-за сильного акцента никак не могла понять, о чем идет речь. Наконец, горянки окружили гостью и, продолжая что-то огорченно говорить, пошли вместе с вконец растерявшейся женщиной к знакомой сакле.

В полдень Борис вместе с местными мужчинами возвратился с виноградников – веселый и вполне довольный своей участью.

- Дато просил сказать тебе, чтобы ты больше не ходила в магазин. – Едва сдерживая смех, обратился он к жене. – Ты же опозорила их! Гость – святое, все для него – а вы вдруг в магазин побежали, не кормят вас! Ужас! Давиду чуть плохо не стало, как он о твоем походе узнал!

- Плохо  ему! – Чуть не заплакала Нина, - А мне каково? Ребенку поесть нечего! Ты там ходишь, а мы хоть пропади!

- Ну попросила б их…

- Так они по-русски почти не говорят!

На обед в дополнение к привычному сыру и хлебу гостям подали купленные Ниной макароны, сдобренные приобретенной радушным хозяином тушенкой. После трапезы Борис вновь отправился на праведные труды, а к Нине подошла хозяйская дочь – девочка лет тринадцати. На вполне сносном русском она сказала:

- Меня зовут Маринэ. Если что надо – спрашивайте меня. Если хотите погулять – пойдем.

- Спасибо. – Растерянно ответила Нина, еще не поняв, помощницу к ней приставили или конвоира.

- Гулять, гулять! – Радостно защебетала Ириша, и московские гостьи со своей проводницей отправились осматривать окрестности.

В горах они пробыли еще три дня. Борис постоянно был навеселе от вина и солнца, радовался неожиданному приключению, новым впечатлениям и физической работе на свежем воздухе, Нина терзалась и жаждала освобождения…

- Не можем же мы заставить Дато бросить виноградник. – Успокаивал ее супруг. – Кто ж виноват, что прошел дождик… Надо ловить момент.

Стоит отметить, что Борис был отнюдь не склонен к пьянству – собственно, с непривычки легкое кавказское домашнее вино и веселило его. Не мог же он, как жена, просить для себя воды…

Наконец, настал день долгожданного для Нины отъезда. Давид все еще не собирался вниз, но договорился, что гостей возьмет с собой один из односельчан, отправлявшихся в Батум. А поскольку отпустить гостей без провожатых – дело, немыслимое для кавказского гостеприимства, вместе с ними в Батум собралась Манана. Она быстро собралась: подошла к большой бочке с дождевой водой, стоявшей во дворе, омыла лицо и руки, поправила платок. 

В сопровождении Дато, Мананы, Маринэ и многих из соседей московские гости прошли на край аула – к дому отправлявшегося вниз горца. Когда уже садились в машину, Нина ойкнула.

- Что такое? – Быстро спросила свыкшаяся с почетной ролью гида-переводчика Маринэ.

- Панамку Иришкину забыли. – Ответила женщина и спохватилась – ладно, ничего-ничего, не страшно… - Она словно испугалась, что из-за этой досадной мелочи отъезд вновь отложится на неопределенное время. Но Маринэ не растерялась. Она что-то прокричала своим гортанным голосом, из-за ближайшего плетня ей ответили, затем крик повторился на следующем дворе и по цепочке стал передаваться все дальше, пока не достиг дома, где недавно гостили Борис с семейством. И вот уже, передаваемая руками соседок от двора к двору, назад помчалась белая Иришина панамка.

- Приезжай к нам еще. – Тепло напутствовал дорогого гостя Дато. – И если война будет – приезжай. Тут тебя никто не найдет!