Житие прп. Иоанна Дамаскина

В VII столетии  христианская прежде Сирия была завоевана магометанами-сарацынами. Жителям страны, сохранявшим верность Христу, приходилось нелегко. Их облагали дополнительными податями, а нередко – убивали или обращали в рабов. Впрочем, и среди христиан были люди, занимавшие видное место в жизни государства. Пожалуй, первым из них был Иоанн Мансур – знатный вельможа, первый советник правителя. Свое место при дворе он получил в наследство от отца, Сергия Мансура, занимавшего при халифе Абд-Альмалике почетную и ответственную должность главного логофета, т.е. казначея. Воспитанный в богатстве, получивший блестящее образование, ставший незаменимым благодаря своему уму и таланту политика… Вероятно, многие завидовали ему, кто-то – считал баловнем судьбы…

А Иоанн вовсе не упивался своим блестящим положением. Душа его чаяла иного. Недаром, дожив до зрелых лет, он так и не завел семьи. Вельможа в тайне души мечтал о том, чтобы оставить дворец и, сделавшись никому не известным иноком, предать всего себя на служение Богу. Но пока что Господь судил иначе. Своим влиянием Иоанн смягчал нравы правителя, располагал его к христианам, предотвращал гонение, вступался за притесняемых. Заменить его на этом посту никто не мог. Поэтому, аскет в душе, Иоанн оставался среди дворцового шума и роскоши, в гуще политических интриг и страстей. Впрочем, и здесь он умел, отрешившись ото всего, погружаться в молитву и богомыслие. Находил время и для занятий науками, а особенно – богословием. Иоанн Мансур защищал чистоту православной веры, составлял сочинения, обличавшие различные ереси, действовавшие в то время: несторианство, монофизитство и другие. Служитель Христов не побоялся выступить в своих творениях и против бывшего государственной религией Сирии магометанства.

А Господь вел Своего избранника лишь Ему ведомым путем… Вероятно, оказавшиеся под властью магометан жители Дамаска сетовали, что находятся среди неверных, оторваны от православной Византийской империи. Между тем, на берегах Босфора верующих подстерегали не меньшие, а быть может, и более тяжкие искушения, нежели в Сирии. Император Лев Исаврянин, пришедший к власти в 716 году, впал в ересь иконоборчества. Объявив святые образа идолами, он повелел уничтожать их, выбрасывать из храмов и домов, а противящихся этому преследовать как государственных преступников. Христиане оказались в положении худшем, чем если бы их завоевал явный враг. Подчинившись царю, они теряли Христа – но как противостать тому, кто помазан на царство в храме, покоряться кому призывает вера, вслед за кем объявили ересью почитание святых икон многие священники и даже архиереи? На кого опереться простому верующему? Доверять своему разуму он не смеет, а оставшиеся верными истине пастыри оказались в ссылках и заточении и уже не могут обратиться со словом Божиим к народу… Многие тогда отпали от истинной веры. Другие, помня, что земная власть благословляется Богом, лишь когда не заставляет нарушать Его закон, шли на страдания. Великая скорбь воцарилась в христианской империи.

Слыша о происходящем в Новом Риме, Иоанн не мог оставаться безучастным. Он составил послания, в которых, опираясь на Священное Писание, обосновал почитание икон и мощей святых. Эти послания переписывались и отправлялись в Византию. Для православных они стали подлинным духовным хлебом, подкреплявщим среди внезапно наступившего глада слышания слова Божия. Многие, читая слова премудрого Иоанна, укреплялись в вере и смело противостояли ереси. Весть о православном философе дошла до царского дворца. Исаврянин пришел в ярость. Если бы Иоанн находился в подвластных ему землях, правитель тотчас приказал бы арестовать непокорного. Но на Дамаск его власть не распространялась. В голове Льва созрел поистине дьявольский по коварству план. Он приказал во что бы то ни стало добыть послание, написанное Иоанном из Дамаска собственноручно. Когда это было сделано, царь велел придворному каллиграфу хорошенько изучить этот образец и, подделав почерк, написать подложную депешу, в которой Иоанн якобы призывал византийского императора придти с войском под стены Дамаска и обещал помочь ему в завоевании города. Затем злохитрый правитель взялся за перо собственноручно. Написал он примерно следующее: «Халифу Велиду от императора Льва – радоваться. Досточтимый царь! Смотри, что творят твои вельможи. Один из них, некий Иоанн, прислал мне депешу, в которой обещает предать твое царство в мои руки. Но я, хоть ты и иной веры, а он называет себя христианином, не терплю предательства и не слушаю лжецов. Потому отсылаю его коварное писание тебе…»

Прочтя подложное послание, халиф пришел в неописуемую ярость. Он призвал Иоанна к себе и показал ему письмо. Напрасно вельможа говорил о своей невиновности – правитель не желал внимать его словам. Вскоре по городу побежали глашатаи, извещающие народ о казни «предателя».

Мы не знаем, почему халиф не стал лишать Иоанна жизни. Он приказал «всего лишь» отсечь руку, якобы написавшую коварное письмо. Истекающего кровью страдальца отпустили восвояси, а отрубленную кисть вывесили на позор на городской площади. Впрочем, склонившись к мольбам Иоанна, переданным через друзей, царь в тот же день велел отдать ему отсеченную руку.

Иоанн затворился в своей молельной и в изнеможении упал перед иконой Богоматери, прижимая к свежей ране отсеченную кисть. С горячей верой, показавшейся бы многим из нас немыслимой, он молился Пречистой, дабы Она исцелила десницу, немало потрудившуюся в защите Православия и обещал еще не раз прославить Господа и Богородицу.

Так Иоанн и задремал. Во сне он увидел Богоматерь. Пречистая, милостиво взирая на Своего верного служителя, изрекла: «Рука твоя теперь здорова. Не скорби об остальном, но усердно трудись ею,  как обещался мне; сделай ее тростью книжника-скорописца». Пробудившись, Иоанн понял, что произошло великое чудо. Ушла боль и слабость, из раны больше не сочилась кровь. Осторожно прикоснувшись к руке, он с трепетом обнаружил, что рассеченная мечем плоть срослась. Лишь тонкий шрам, подобный красной нитке, указывал на место, где ударил меч палача.

Узнав о чуде, халиф понял, что все не так просто, как ему казалось. Едва ли Бог станет творить столь великое дело ради презренного предателя. Расследование открыло правду. Призвав Иоанна к себе, правитель просил его забыть причиненную по недоразумению скорбь и вернуться к государственной службе. Халиф Велид сделал христианина главным среди своих вельмож, вторым по себе в царстве.

Но Иоанн был уже не тот, что раньше. То ли пережитое потрясение окончательно отсекло его от мирской жизни, то ли соприкосновение со столь великой Божьей милостью еще сильнее привлекло душу к небу… Иоанн просил царя об одном – дать ему свободу идти, куда он пожелает. Истощив всю способность к убеждению, правитель понял, что желание его подданного непреклонно, и отпустил его.

В благодарность Пречистой Иоанн велел искуснейшему из ювелиров отлить из золота кисть руки и привесил ее на икону Богородицы. Так появился образ, известный православным под именем Троеручицы. Сам же, раздав бедным несметное богатство, облачился в простое одеяние и отправился в дальний путь. Голову его украшала повязка, которой Иоанн перевязывал усеченную руку – в память о чуде, подвижник носил ее всю последующую жизнь. Дорога его лежала в Святую землю, в Лавру, основанную преподобным Саввой Освященным. Окруженный раскаленной песчаной пустыней, этот монастырь славен своей строгостью и высотой жизни насельников. Устав, составленный его основателем, стал правилом жизни многих и многих обителей.

Придя в монастырь, Иоанн рассказал игумену всю свою жизнь. Тот немало дивился и радовался, видя перед собой знаменитого вельможу, известного всему христианскому миру богослова и философа, просящего принять его в качестве простого послушника. Впрочем, иначе войти в число монашествующих было нельзя: отречение от мира – смерть для прошлого, каким бы славным оно ни было, и зарождение новой жизни, которая, как это всегда бывает, начинается с ученичества и подчинения. В лавре прп. Саввы действовал обычай старчества, согласно которому каждый новопришедший вручался для руководства опытному монаху. Старец вовсе не обязательно обладал прозорливостью и прочими благодатными дарами, с которыми привыкли связывать это именование наши современники. Но послушник обязывался беспрекословно покоряться ему во всем, веруя, что через наставника ему открывается воля Божия (не оттого, что старец свят, а потому, что Господу угодно, чтобы ученик отсекал свою волю перед руководителем, посланным ему Промыслом). Послушником мог именоваться и уже принявший монашеский постриг человек, пока он находился в учениках. Период ученичества обычно заканчивался лишь с кончиной наставника.

Взирая на Иоанна, игумен недоумевал: кому поручить духовное воспитание человека, столь преуспевшего в вере, будучи еще мирянином. Наконец, он призвал опытнейших духовников обители, но те смиренно отказались, почитая это дело превосходящим свои силы. Настоятель одного за другим вызывал монастырских старцев, но те говорили ему почти одно и то же, прося освободить их от непосильного поручения. Что переживал Иоанн, оставивший все, раздавший бесчисленное богатство и покинувший высшую в стране государственную должность, видя, как рушится его намерение?.. Наконец, к игумену подошел последний из старцев, известный в Лавре суровостью обхождения и простотой. Он-то и согласился принять в послушание бывшего министра. Но – при условии, что тот будет покоряться ему во всем и забудет о своей учености и знатности.

Потекли монастырские дни… Иоанн трудился наравне с простолюдинами, строго постился, а главное – не смел делать ничего без благословения своего духовного руководителя. В том числе – и писать. Житие не говорит точно: то ли старец в принципе запретил Иоанну что-либо сочинять, то ли строгость послушания была такова, что ученик не смел предпринимать ничего без повеления наставника. Во всяком случае, вспоминать о мирских науках, а также писать письма и полагаться на свой разум старец Иоанну запретил. А ведь Дамаскин к тому времени был автором множества произведений, вошедших затем в сокровищницу святоотеческой мысли. Многие высокие умы останавливались на этом эпизоде жития преподобного Иоанна. Некоторые из них объясняли суровость старца его необразованностью, либо какими-то недостатками характера… Между тем, можно и иначе понять поведение опытного монаха, которому, Промысл Божий вручил премудрого подвижника, словно алмаз для огранки. «Отдай кровь и прими Дух» – говорят святые отцы. Даже самое высокое и чистое человеческое стремление или дарование может стать подлинно духовным, лишь принесенное в жертву Богу и вновь принятое – уже из Его рук… «Не думай, что добрые слова, не вовремя изреченные, принесут пользу. И языческие философы воспитывали своих учеников, приказывая им немалое время пребывать в молчании. Послушай Давида, сказавшего: «умолчах от благ» (Пс. 38, 3) – наставлял ученика старец – какую же он от сего получил пользу? – Послушай: «согреяся сердце мое во мне» (Пс. 38, 4), т.е. огнем Божественной любви, который возжегся в пророке размышлением о Боге». Иоанн с радостью принимал эти наставления, не противореча им даже в мыслях и стремясь с их помощью приблизиться ко Господу.

Стремясь очистить своего ученика от малейшего налета гордости, которая почти неизбежно проникает во все души, а особенно одолевает людей, занимающих высокое положение в обществе, старец подверг Иоанна тяжелому испытанию. Рукоделием, которым наставник и ученик занимались в свободное от молитвословий время, было плетение корзин. Скромные средства, вырученные за эту работу, позволяли подвижникам снискивать пропитание, никого не отягощая. Однажды, когда корзин накопилось уже немало, авва объявил Иоанну, что завтра он должен отправиться продавать их. Послушник с готовностью согласился. (Знал ли великий визирь, оставляя ради уединения и молитвы свой сан и богатство, что ему придется ходить по базару, предлагая простолюдинам свой товар… Быть может и знал – едва ли Иоанн был мечтателем. А может быть – нет, ведь корзины можно было сбыть, попросив об этом других монахов или продав их паломникам). А старец продолжал разъяснять детали послушания: «Корзины следует продать в Дамаске. Говорят, цены на них там особенно высоки. Проси за них не менее, чем …» (и он назвал сумму, в два раза превышающую стоимость самой дорогой корзины). «Благословите» – смиренно ответил подвижник-ученик. Путь от лавры прп. Саввы Освященного до Дамаска занимает несколько дней. Когда-то Иоанн шел по нему, думая никогда не возвращаться назад. Теперь же бывший первый вельможа города входил в него, как нищий инок, неся под палящими лучами солнца огромную связку корзин. Что бы сказали жители, узнай они в этом усталом человеке того, кто еще недавно внушал некоторым почти благоговейный трепет, другим – зависть или любопытство… Услышав цену, которую монах просил за обычную корзинку, горожане пожимали плечами и отходили в сторону, некоторые бранились или отпускали язвительные словечки… Так продолжалось несколько дней. Чем могло закончиться это послушание? Как вообще оно могло закончиться? Но Господь никогда не оставляет тех, кто возлагает на Него все свое упование. «Когда подвижник со смирением идет на смерть – она сворачивает, уступая ему путь…» Иоанна узнал его бывший слуга, получивший свободу, когда его господин удалился из мира. Этот человек оказался настолько тактичным, что ничем не выказал своего изумления, но купил у Иоанна все корзины. Инок возвратился в свою обитель. Святитель Димитрий Ростовский пишет об этом пути, как о шествии победителя, одержавшего с Божьей помощью великую победу.

Но впереди были не менее суровые битвы. Однажды старец отправился куда-то по делам, заповедав ученику ни в чем не выходить из пределов данных ему послушаний. Иоанн продолжал жить так, словно авва был рядом: в положенные часы молился в келье, ходил на общее богослужение в храм; плел корзины, не переставая при этом читать молитву… В один из дней лавру облетела весть о кончине одного из насельников. Почившего омыли, положили в храме… Родной брат усопшего, подвизавшийся вместе с ним, был безутешен. Понимая, что чрезмерная скорбь не угодна Богу, монах пытался побороть печаль, но она одолевала, заполняя душу унынием, не позволявшим ни молиться, ни работать. В своем горе инок вспомнил об Иоанне. Вероятно, он читал труды, написанные тем до ухода из мира, и они помогали его душе устремляться к Богу. И теперь, имея близ себя источник живительных слов, скорбящий брат уверовал, что Иоанн способен помочь ему. Он пришел к Дамаскину и стал просить его сочинить хотя бы несколько слов в память об усопшем. Но смиренный инок не смел сделать этого без благословения старца. Проситель стал умолять. Он говорил о своей скорби, о том, что грешно не помочь ближнему, изнемогающему в тяжкой борьбе… Что скорбь может свести его в могилу, погубить душу, от горя потерявшую способность молиться… Иоанн не выдержал и …написал стихиры, которые и по сей день поются на погребении и панихидах, утешают скорбящих, возводя умы и сердца от земной привязанности к небесному упованию. «Кая земная радость печали непричастна…»

Возвратившийся в монастырь старец вскоре узнал о происшедшем. Неисповедимы пути Божественного Промысла. Слова, излившиеся из уст Иоанна, были богодухновенны – они не могли быть плодом ослушания, то есть нарушения Божьей воли. И мы дерзнем предположить, что опытный наставник не мог не понять этого.  Все же, он сделал вид, что страшно разгневан проступком ученика. Старец выгнал Иоанна из кельи и приказал ему убираться на все четыре стороны, как не выполнившему условия, поставленного при его приеме в монастырь. Напрасно Иоанн просил прощения, умолял дать какую угодно епитимью, но оставить в обители. Старец неумолимо захлопнул перед ним дверь кельи. Послушник опустился на землю и горько заплакал, словно Адам перед затворенным раем. Он искренне сетовал о свершенном непослушании, как о своем грехе. Затем отправился просить о помощи наиболее чтимых старцев обители. Они искренне сочувствовали Иоанну, но… Согласно учению святых отцов, послушание или наказание, данное священником может снять другой священник, наложенное епископом – другой епископ, а слово духовного отца не в силах отменить никто, пока он жив (если, конечно, духовный отец не будет объявлен еретиком, раскольником или прельщенным). Желая помочь Иоанну, старцы пришли в келью его наставника. Они просили своего собрата помиловать ученика, известного всем своими добродетелями и нарушившего послушание лишь по любви к ближнему. Суровый старец долго не соглашался, а затем поставил условие: он вновь примет Иоанна, если ученик исполнит епитимью – вычистит все отхожие места в Лавре. Выходя из кельи, монахи не знали, как сказать бывшему министру о повелении старца. Когда же они наконец решились и произнесли его определение, Иоанн к их изумлению …обрадовался и стал искренне благодарить за оказанную ему милость. Он тотчас принялся за выполнение тяжкого послушания, не останавливаясь перед тем, чтобы убирать нечистоты рукой, которую Сама Богоматерь назвала «тростью книжника-скорописца». Впрочем, Пречистая сказала и другое: «не беспокойся о прочем», уверяя Своего верного слугу в том, что Она Сама ведет его по жизненному пути. Услышав о смирении Иоанна, старец умилился сердцем и, отыскав своего послушника, обнял его, говоря: «О, какого страдальца о Христе сделал я? Вот истинный сын блаженного послушания!» Иоанн же, стыдясь слов старца, пал перед ним ниц и стал просить о прощении. Наставник поднял его и ввел в свою келью. Подвижник радовался, словно обретя потерянный рай.

Вскоре старцу Иоанна явилась Пресвятая Богородица и повелела благословить святого послушника служить Господу своим дарованием. «Не заграждай источника – говорила Пречистая Богоматерь, – он потечет обильно и напоит всю вселенную…» С тех пор Иоанн всецело предался прославлению Господа своими писаниями. Помимо богословских трудов, из-под его пера вышло множество богослужебных текстов. Иоанну Дамаскину принадлежит Октоих, ставший одной из основных книг православного богослужения, содержащий каноны воскресных служб, разделенные на восемь гласов. (Позднее Октоих был дополнен творениями других авторов и включил в себя службы всех дней недели). Именно Иоанн принес в Церковь систему из восьми гласов – основных мелодий, на которые исполняются богослужебные песнопения. Другое дивное творение Божественного дара, воспринятого Иоанном, – Пасхальная служба (кроме Литургии), сияющая духовным ликованием и радостью Воскресения. Каноны и стихиры Рождества Христова, Богоявления, Вознесения также принадлежат Иоанну Дамаскину. Всего он составил не менее 64 канонов. Из богословских произведений прп. Иоанна наиболее известно «Изложение православной веры», по сей день являющееся одной из лучших книг, стройно и последовательно разъясняющих читателю истины Православия.

В трудах во славу Божию Иоанн провел всю свою жизнь. Патриарх рукоположил его в священный сан, но подвижник не захотел оставаться среди мира и возвратился в уединение обители прп. Саввы. Здесь он еще более усилил свои подвиги, молитвы и богословские труды.

Уже при жизни прп. Иоанна богослужения в храмах всего христианского востока стали совершаться по установленному им чину. Сам же угодник Божий до конца дней стоял на твердом фундаменте смирения, укрепленном первыми годами жизни в послушании… Лучшим свидетельством устремлений его чистой души могут стать молитвы, которые мы читаем едва ли не каждый день, не задумываясь, из-под чьего пера они вышли: «Милосердия двери отверзи нам…», «Все упование мое на Тя возлагаю, Мати Божия», «Неужели мне одр сей гроб будет» и многие, многие другие… 

Материалы:

Свт. Димитрий Ростовский. Жития святых.  Декабрь, день четвертый

Житие прп. Иоанна Дамаскина. Арабский текст www.portal-slovo.ru   

Житие прп. Иоанна Дамаскина. Греческий текст

Файлы для скачивания:

• Икона прп. Иоанна Дамаскина